 |
|
Глава 4
Прошлой ночью на небе сияла полная луна и блестели звезды, они стали свидетелями, как молодой воин был приобщен во взрослую жизнь. Впервые у меня появился шанс стать частью этого ритуала, Ом'риггора. Когда я был маленьким, я был лишен возможности исполнять обряды и традиции моего народа; по правде говоря, все орки были лишены этих обрядов довольно давно. И как только я точно определился со своей дорогой судьбы, я оказался вмешанным в битву. Война захватила меня. По иронии судьбы, потребность защищать мой народ от Пылающего Легиона и поиск места, где бы мы могли снова исполнять наши традиции, увели меня далеко от самих этих традиций.
Но теперь Дуротар и Оргриммар построены. Теперь у нас есть мир, шаткий, но это лучше, чем ничего. Теперь есть шаманы, восстанавливающие нашу древнюю историю, и молодые мужчины и женщины, достигшие совершеннолетия, которые, если позволят великие духи, возможно, никогда не познают пепельный вкус войны.
Прошлой ночью я участвовал в бесконечном ритуале, который отвергли на целое поколение.
Прошлой ночью мое сердце было преисполнено от радости и чувства связи с моим народом, которое я всегда очень хотел ощутить.
Сердце Дуротана отчаянно билось в его груди, когда он представлял себе талбука. Это было сильное животное, достойная добыча, чьи рога были не простыми, а острыми и очень опасными. Дуротан сам однажды видел, как одного воина забодали до смерти, проткнув его рогами двенадцать раз насквозь, словно копьями.
И он должен был победить его всего лишь одним оружием и без всякой брони.
У него, конечно, были соблазны. Чтобы выполнить условия ритуала, подойдет любой молодой талбук, кто-то прошептал ему на ухо, когда он сидел с повязкой на глазах в палатке ожидания. Они все жестокие противники, но в этот сезон самцы теряют свои рога.
Еще один шепот: Ты можешь взять только одно оружие, Дуротан, сын Гарада; но ты можешь спрятать броню в глуши, куда никто не догадается сунуться.
И, самый позорный из всех: Шаман определит, что ты справился с заданием, попробовав кровь на твоем лице; кровь от давно умершего талбука на вкус точно такая же, что у свежеубитого.
Он проигнорировал все эти искушения. Возможно, были другие орки, которые уступили им, но он не будет среди их числа. Дуротан решил искать самку, которая была весьма хорошо снабжена рогами в это время года; он решил взять только одно оружие, которое ему разрешали, и решил добыть кровь убитого им животного и смазать ей свои щеки.
И теперь из его рта выходил пар, он стоял, трясясь от холода, на внезапно выпавшем раннем снеге, а его топор с каждой минутой становилось все тяжелее держать в руках. Но он ни за что не отступится.
Он следил за стадом талбуков в течение уже двух дней, используя только то, что мог взять у природы, согреваясь в сумерках у слабого огня, который придавал снегу ярко-лиловый оттенок, и засыпая в любом убежище, которое только мог найти. Оргрим уже закончил свой обряд посвящения. Дуротан завидовал тому, что его друг родился летом. Он думал, что в начале осени не будет уж слишком плохо, но зима решила придти раньше срока, и погода стояла преотвратная.
Казалось, что стадо талбуков также насмехалось над ним. Он без труда продвигался по оставленным ими следам, встречая места, где они рыли снег в поиске травы или срывали кору с деревьев. Но они всегда ускользали от него. И вот в конце третьих суток предки решили вознаградить его за старания. Приближались сумерки, и Дуротан, скрепя сердце, уже было стал снова искать убежище, где можно отдохнуть в конце его неплодотворного дня. Но вдруг он нашел маленькие шарики помета, не совсем остывшие, новые.
Они были близко.
Он побежал, снег затрещал под его меховыми ботинками, но Дуротан испытал прилив тепла. Он продолжал следовать за следами, как его учили, взобрался на холм...
И увидел стадо великолепных существ.
Он мгновенно спрятался позади большого валуна и стал пристально наблюдать за животными. Они еще не поменяли свои темно-коричневые шкуры на белые, зимние. Их было, по крайней мере, две дюжины, возможно больше, главным образом самки. Очень хорошо, что он нашел стадо, но теперь у него другая проблема. Как напасть на одного из них? Талбуки, в отличие от многих других животных, защищали любого из своего стада. Если он нападет на одного, то все остальные станут на защиту.
Обычно шаман сопровождал охотников, чтобы приманивать животных из стаи к себе. Но Дуротан был один, и внезапно он почувствовал себя очень уязвимым.
Он нахмурился и собрался. Он искал этих существ в течение почти трех суток, и теперь они были здесь. Этой ночью голодный молодой орк отведает свежего мяса, или на снегу останется лежать окоченелый орочий труп.
Он решил подождать, понимая, что тени удлинятся, и тогда ему будет еще сложнее, но он не желал торопиться и совершить фатальную ошибку. Талбуки были дневными существами, и потому теперь они были заняты, вырывая ямки в снегу, чтобы там переночевать. Он хорошо знал об этом, и это его очень тревожило, поскольку они собрались слишком близко друг к другу. Как ему заставить отделиться одного талбука от стада?
Но его глаза заметили одну вещь. Одна из самок, молодая и здоровая, наевшаяся сладкой травой и ягод после прошлого лета, казалось, находилась сейчас в злющем настроении. Она топтала копытами и вертела своой головой, украшенной великолепной парой рогов - почти танцевала вокруг других. Она не проявила желания присоединиться к остальной части стада, как еще один или два других, и решила спать отдельно от группы пушистых талбуков.
Дуротан усмехнулся. Какой подарок от духов! Это было хорошее предзнаменование. Самая живая, самая здоровая самка в стаде, та, которая не должна была следовать такой бессмысленной, но все же выбранной ей самой дорогой. В то время как этот выбор, вероятно, вел ее к смерти, он также давал Дуротану шанс победить ее честно и правильно, как и полагалось взрослому мужчине. Духи хорошо ощущали баланс в подобных ситуациях. По крайней мере, так ему говорили.
Дуротан ожидал. Пришли сумерки, и солнце почти спустилось за горы. С солнцем уходила и та слабая теплота, которую он ощущал до настоящего времени. Дуротан ждал с хладнокровием хищника. Наконец, даже самый чуткий из стада склонил свои длинные ноги и прилег на ночлег со своими товарищами.
Наконец, Дуротан пошел. Его конечности почти не сгибались, и он упал. Он медленно пополз от своего тайного места за валуном и спустился с наклона, его глаза все время смотрели на дремлющую самку. Ее голова опустилась во сне, и дыхание было спокойным. Он мог увидеть, как у ее морды появляется небольшой белый пар.
Медленно, передвигая свои ноги настолько осторожно, насколько он мог, он приближался к своей добыче. Он не чувствовал холод; жар от предвкушения, сильнейшая концентрация отгоняли любые ощущения дискомфорта. Он подошел вплотную, а самка талбука еще ничего не заметила.
Он поднял свой топор. И ударил им вниз.
Ее глаза открылись.
Она пыталась вскочить на ноги, но смертельный удар был уже нанесен. Дуротан хотел издать боевой клич, который он много раз слышал от своего отца, но сдержался. Не хватало только, чтобы после всего этого он погиб от возмездия дюжины талбуков из стада умершей. С удивившей его самого увлеченностью, он стал вскрывать лезвием топора ее толстую шею и позвоночник, как будто он резал сыр. Кровь забилась струей, теплая липкая жидкость полилась на Дуротана, и он свирепо оскалился. Помазывание себя кровью своей первой честно убитой добычи было частью ритуала; и самка талбука помогла ему пройти этот ритуал. Еще одно хорошее предзнаменование.
Хотя он и пытался быть тихим, он услышал, что стадо пробуждается. Он обернулся, глубоко вздохнул и испустил леденящий кровь боевой крик, который так жаждало его горло. Он схватил топор, блеск от металлического лезвия которого был поглощен темно-красной кровью, и проревел снова.
Талбуки забеспокоились. Ему говорили, что если он совершил чистое убийство, то они не нападут, а сбегут, интуитивно поняв, что они больше не могут помочь их павшей сестре. Он надеялся, что это было правдой; если они нападут, он мог справиться с одним или двумя, но потом бы он оказался под их копытами.
Двигаясь как один, они начали отступать от него, и затем вообще обернулись и убежали. Он наблюдал, как они скакали и исчезли за холмом, и только следы от копыт на чистом снегу стали единственным свидетельством того, что они были здесь.
Дуротан опустил топор, тяжело дыша от напряжения. Но он тотчас поднял его снова и издал вопль триумфа. Его пустой живот будет наполнен сегодня вечером; дух талбука придет в его сон. И на следующий день он вернется к своим оркам взрослым мужчиной, готовым служить своему клану.
Готовый еще на один день ближе стать его лидером.
***
"Почему мы не едем верхом?" спросил раздражительно Дуротан, негодуя, словно малое дитя.
"Поскольку что так нельзя", раздраженно отрезала Матушка Кашур и шлепнула мальчишку по голове. Дуротан был молод и полон сил; долгий поход к священной горе предков для него был сущим пустяком. Ей же в ее годы не помешало бы поехать на своем большом черном волке Блуждающем во Сне. Но традиции были древними и конкретными, и пока она была в состоянии идти, она будет продолжать идти. Дуротан наклонил голову в знак согласия, и они продолжили шагать.
Несмотря на то, что каждая поездка исчерпывала ее силы больше чем предыдущая, сейчас Матушку Кашур переполняло волнение, которое могло умерить любую боль и усталость. Она сопровождала многих подростков - юношей и девушек, каждый был дорог ее сердцу - на этой заключительной части их обряда приобщения к взрослой жизни. Но никогда прежде она не делала этого по просьбе предков. Она не была настолько стара, чтобы стать нелюбопытной.
Молодые могли пройти весь этот путь всего лишь за несколько часов, но для ее старых костей на то же самое требовалось идти весь день. Вечер приближался, и они почти добрались до места своего назначения. Матушка Кашур увидела знакомый очерк горы и улыбнулась. В отличие от других гор, чей угол наклона был всегда различен, шпиль Ошу'гана был идеально треугольным. Склоны горы отражали солнце, и она мерцала словно кристалл, что совсем не вписывало гору в окружающий ландшафт. Ошу'ган прибыла давным-давно с небес и духи потянулись к ней. По этой причине орки обосновались здесь, в его священной тени. Несмотря на все ссоры и мелкие различия, на этой горе они были как одно целое. Кашур подумала, что совсем скоро она снова отправится сюда, но уже не как хромая пожилая старуха. Это было ее последнее посещение в ее сломанном сосуде. В следующий раз, когда Кашур приблизится к Ошу'гану, она будет духом, парящим словно птица в небе, а её сердце будет светлым, чистым и обновленным.
"Что случилось, Матушка?" с беспокойством спросил Дуротан своим молодым голосом. Она заморгала, выходя из своей фантазии, и улыбнулась ему.
"Ничего особенного", убедительно уверила она его.
Когда они достигли подножья горы, тьма уже начала сменять собой солнечный свет. Эту ночь они проведут здесь, а на рассвете начнут свой восход на гору. Дуротан сразу заснул, закутавшись в шкуру талбука, которого он сам убил совсем недавно, а Матушка Кашур ласково наблюдала за его глубоким невинным сном. Сама она спать и не собиралась; ее разум должен был быть чист, коли она должна была завтра получить видение.
***
Подъем на гору был долгим, утомляющим, еще тяжелее, чем поход до горы, и Кашур была благодарна своему крепкому посоху и сильной руке Дуротана. Но сегодня ноги Кашур шли более уверенно, и ей было куда легче дышать. Она чувствовала, как будто предки тянут ее вперед, помогая ее физическому телу силой их духа.
Они сделали перерыв у входа в священную пещеру. Это был идеальный овал в гладкой поверхности горы, и, как всегда, Кашур почувствовала, что она словно входит в лоно самой земли. Дуротан пытался выглядеть смелым, но стоило ему лишь посмотреть вглубь пещеры, и его взгляд стал выдавать небольшое беспокойство. Матушка Кашур не улыбалась ему. Он должен был беспокоиться. Он собирался войти в священное место по прошению одного из своих давно умерших предков. Даже у нее не было спокойно на душе.
Она зажгла связку сухих трав, которые испускали сладкий, острый аромат, и окутала Дуротана дымом, чтобы очистить его. Затем она помазала его кровью, которую пролил его отец специально для этого ритуала, хранимой в маленькой, хорошо закрытой кожаной сумке. Кашур положила свою иссушенную руку на его гладкую бровь, пробормотала благословение и затем кивнула.
"Ты знаешь, что очень немногим, не идущим по пути шаманов, суждено предстать перед предками", сказала она серьезно. Карие глаза Дуротана расширились, и он кивнул. "Я не знаю, что случится. Возможно ничего. Но если что-то и произойдет, то ты должен вести себя с честью и уважением к благородным умершим".
Он глубоко вздохнул и распрямился во весь свой огромный рост, хотя он был все еще тем же несформовавшимся мальчишкой, в котором Кашур все же просматривала будущего вождя клана.
Вместе они вошли внутрь, и первое, что сделала Матушка Кашур - зажгла факелы, которые висели на стене. Оранжевый свет раскрыл им нисходящую вьющуюся дорожку, гладкую и истопченную годами нагими и обутыми оркскими ногами. Там и здесь были высечены ступени, чтобы сделать поход паломников еще более безопасным. В туннеле явно всегда царила прохлада, хотя тут было более тепло, чем зимой снаружи. Кашур, спускаясь, обколотилась рукой о стену, вспоминая, как она в первый раз пришла сюда давным-давно, с кровью своей матери на лице, с широко раскрытыми глазами, с сильно бьющимся сердцем.
Наконец, длинный, отлогий склон закончился. На стенах больше не висело факелов, и Дуротан вопросительно посмотрел на Матушку.
"Чтобы предстать перед предками, нам нельзя зажигать огонь", сказала Кашур. Они продолжили идти по плоской поверхности, погружаясь во тьму. Дуротан не был испуган, но он был в замешательстве, поскольку они покинули уют все освещающего огня.
Теперь вокруг было полностью темно. Кашур взяла Дуротана за руку и повела его. Его сильные, короткие пальцы мягко сжимали ее ладонь. Даже сейчас, когда больше всего ему хочется вцепиться в мою руку, он помнит, что она болит, подумала она. Следующий вождь Снежных Волков обладал чутким сердцем.
Они продолжали молча идти. А затем ... вокруг них стал проясняться слабый, как перед рассветом после долгой темной ночи, свет. Теперь Кашур могла смутно увидеть фигуру Дуротана, которая стояла возле нее, намного моложе ее и похожая уже за взрослого мужчину. Продолжая вести его, они наблюдала за ним; чудеса пещеры предков были хорошо знакомы ей, но не Дуротану.
Он осмотрелся вокруг, и его глаза широко раскрылись от удивления, и он стремительно вдохнул. В центре пещеры находилось озеро, из которого исходил жар и мягкий белый свет во все стороны. Все вокруг было гладким, негрубым и слабо сияющим; не было ни одного острого угла или неровности, и Кашур почувствовала, как на нее нахлынуло знакомое ощущение из глубины мира. Она оставила в тишине Дуротана все здесь рассматривать. Пещера была огромна, больше чем площадка для главных барабанов и танцев на фестивале Кош'харг, и из нее выходили многочисленные туннели оттуда, куда Кашур никогда не смела отправляться. Была ли пещера настолько большой, что вместить все души орков, которые жили и умерли? Кто знает. Она пошла к воде, и он последовал за нею, наблюдая за ней вблизи. Она сняла сумку, которую она несла, и жестом показала Дуротану сделать то же самое. С осторожностью Кашур взяла несколько фляг, откупорила их, и с тихой молитвой вылила из них воду в пылающий источник.
"Ты спрашивал о флягах, когда мы отбыли из деревни", спокойно стала она рассказывать Дуротану. "Вода в них не из этого места. Много лет тому назад мы начали давать святую воду духам. Каждый раз, когда мы приходим, мы вносим свой вклад в священный водоем. Но, даже зная это, я понятия не имею, почему вода в этой пустоте не высыхает. Такова сила Горы Духов".
Опустошив все фляги, она, немного проворчав, села и стала смотреть в светящуюся глубину. Дуротан повторял за ней. Она заняла такое место, где могла видеть отражения их обоих. Сначала все, что она могла видеть, были лица ее самой и Дуротана. Их образ выглядел спектрально, отраженный нежели в белом, чем в темном водоеме.
Вскоре к ним присоединилась третья фигура. Дедушка Тал'краа словно стоял прямо у ее плеча, его отражение было столь же ясно, как и их. Их взгляды пересеклись, и Кашур улыбнулась.
Она повернулась, чтобы взглянуть на духа, а Дуротан продолжал вглядываться в воду, ища ответы там. Сердце Кашур замерло, но она немедленно сделала себе выговор. Если Дуротан не был рожден шаманом, то он не станет им. Конечно, его судьба все равно была почетна, он был рожден, чтобы вести свой клан.
"Моя много раз "пра" внучка", сказал Тал'краа с такой нежностью, какую Кашур никогда прежде от него не видела. "Ты привела его, как я и просил".
Оперевшись о свой столь же иллюзорный посох, как и он сам, дух Дедушки медленно обошел Дуротана, пока молодой орк продолжал изучать воду. Кашур оставалась рядом и наблюдала за обоими мужчинами из Снежных Волков. Дуротан задрожал и осмотрелся вокруг, без сомнения, задаваясь вопросом, откуда пришел столь внезапный холод. Кашур улыбнулась про себе. Он не мог видеть духа своего предка, но, так или иначе, он ощущал присутствие Тал'краа.
"Ты не можешь его видеть", немного с грустью заключила она. Голова Дуротана взметнулась, а его ноздри надулись. Он стремительно вскочил на ноги. В мрачном свете его клыки выглядели синими, а его кожа обрела зеленый оттенок.
"Да, Матушка. Я не могу. Но ... предок здесь?"
"Конечно", ответила Кашур. И обратила все свое внимание на призрака. "Я привела его сюда, как ты просил. И как он тебе?"
Дуротан тяжело сглотнул, но продолжил стоять прямо, пока дух задумчиво обходил его. "Я ощущаю... нечто", сказал Тал'краа. "Я думал, что он будет шаманом, но если он не может видеть меня сейчас, то он никогда им не станет. Но хотя он не может видеть духов или говорить со стихией, у него великая судьба. Он будет важен для клана Снежных Волков... и даже для всего нашего народа".
"Он будет... героем?" спросила, затаив дыхание, Кашур. Все орки стремились держаться кодекса храбрости и чести, но лишь немногим, самым сильным, удавалось оставить их имена в памяти их потомков. От этих ее слов Дуротан вздрогнул, и она могла заметить желание этого на его лице.
"Я не могу сказать", ответил Тал'краа, немного нахмурясь. "Хорошо обучай его, Кашур, лишь в одной вещи я уверен: от его линии прибудет спасение".
В порыве все той же нежности, которую никогда не замечала у него Кашур, Тал'краа наклонился и провел иллюзорным пальцем по щеки Дуротана. Глаза Дуротана расширились, и Кашур ощутила его борьбу с естественным инстинктом отбежать, но Дуротан не испугался спектральной ласки.
И затем, как туман в жаркий день, Тал'краа исчез. Кашур слегка споткнулась; она всегда забывала, что энергия духов питало ее. Дуротан быстро поймал её за руку, за что она была благодарна его юной силе.
"Матушка, с тобой все в порядке?" спросил он. Она оперлась о его руку и кивнула. Его более беспокоило она, а не то, что сказал или, возможно, не сказал про него предок. Она обдумала слова духа, и решила не говорить о них Дуротану. Хотя он был уравновешенным и добросердечным, подобное пророчество могло развратить даже самые честные оркские сердца.
От его линии прибудет спасение.
"Я в порядке", сказала она ему. "Но эти кости уже не молоды, а энергия духов сильна".
"Мне жаль, что я, возможно, не видел его", немного задумчиво сказал Дуротан. "Но... но я знаю, что я почувствовал его."
"Да, и это удостаивает чести", сказала Кашур.
"Матушка... ты можешь сказать мне, что он говорил? О том, стану ли я героем?"
Он пытался выглядеть спокойно и зрело, но нотки мольбы выдавали его. Она не обвиняла его. Все хотели остаться в памяти народа через рассказы об их приключениях. Он не был бы орком, если бы не желал этого.
"Дедушка Тал'краа сказал, что он не уверен", прямо заявила она. Он кивнул и хорошо скрыл свое разочарование. Это было все, что она планировала ему сказать, но что-то в ней заставило еще добавить: "У тебя есть судьба, которую ты должен исполнить, Дуротан, сын Гарада. Не будь глупцом в битве и не умри прежде, чем исполнишь ее".
Он хохотнул. "Глупец не может послужить своему клану, а именно это я и собираюсь сделать".
"Тогда, будущий вождь", сказал Кашур, ухмыльнувшись, "Тебе лучше всего найти спутницу жизни".
И она громко засмеялась, впервые в их совместном путешествии, а Дуротан полностью смутился. |